–– Хватит! –– прикрикнул он, и девушка очнулась, затихла, непонимающе уставилась ему в глаза, дрожащая, жалкая, раздавленная.
–– Вставай, –– приказал он, протягивая ей ладонь, но она смогла лишь сесть, прикрывая руками разодранную кофту на груди. Взгляд безумный, затравленный. Рэй сжал зубы: вид девушки рождал в нем незнакомое чувство жалости и обострял до физической боли естественное желание, с которым он, как и остальные члены экипажа, не мог и не желал ни бороться, ни игнорировать. Нет, Вейтклифа он не осуждал.
Лоан поднял девушку и потащил в ванную комнату. Холодный душ привел ее в чувство, но усугубил физический дискомфорт. Девушку заколотило в ознобе, зашатало, затошнило. Рэй помог ей освободить желудок, поддерживая за талию, помог умыться, переодеться, укутал полотенцем и отвел в комнату. Однако, состояние Алены не улучшалось. Она по-прежнему дрожала и всхлипывала, кутаясь в полотенце. И взгляд девушки Рэйсли не нравился.
Подобное он видел не часто, но знал, что за ним скрывается что-то очень не хорошее, безрассудное и опрометчивое. Землянки вообще существа тонкие и ранимые, требующие огромного внимания и постоянного контроля, единственные в галактике столь прихотливые и хрупкие. Ни одна из его наложниц-землянок не жила больше месяца, но раньше Рэя это не тревожило и не волновало, а вот сейчас встало перед глазами не укором - пробелом в знаниях, промахом, недочетом, который мог вылиться в огромную проблему и разрушить планы…
Лоан подошел к стенной панели справа от постели, открыл ее и, взяв стакан, вернулся к девушке.
–– Пей! –– приказал он. Алена непонимающе посмотрела на него, потом на замысловато изогнутый стакан с темной, дымящейся жидкостью и нехотя взяла. Жидкость пахла, как больничное лекарство, что-то среднее между настойкой календулы и камфорным спиртом. Девушку передернуло, и она решительно протянула стакан обратно. Рэй не стал церемониться и насильно влил напиток ей в рот. Алену чуть не стошнило: по вкусу жидкость напоминала доведенную до кипения смесь забродившего гранатового сока и просроченной на десять лет кока-колы подпольного разлива.
–– Гадость, какая! –– прошипела она, чуть отдышавшись, с возмущением глядя на кэн, и сморщилась: во рту стоял железистый привкус, неприятный и въедливый, как сама жидкость.
–– Это фэй. Он хорошо помогает при стрессах и быстро восстанавливает.
Алена посмотрела на него исподлобья и тихо заметила:
–– Если не ломать, восстанавливать не придется.
Рэй качнул головой, принимая справедливость высказывания, присел перед ней на корточки и решил проявить сочувствие, но так как опыта в этом вопросе не имел, не нашел ничего лучше, чем спросить:
–– Испугалась?
Алена посмотрела на него, как на ненормального: шутит или издевается? Она бы ответила ему, да слов достойных не нашла
–– Я думаю, тебе стоит отдохнуть, –– продолжил Лоан, не дождавшись от нее ответа. –– Ничего страшного не произошло, успокоишься, и сама поймешь. Я же обещаю, что Вейтклиф здесь более не появится.
Алене его увещевательная речь напоминала глупейшие тексты аутотренингов по системе: ’мне тепло, мне тепло, правда, отопление выключили, но мне все равно тепло…’ Эффект и в первом, и во втором случае один: хотелось бы верить, да не верилось, и все тут! Честнейшие глаза Лоан, сочувствие, которое он вымучивал из себя, преувеличенная забота…’Фальшь! Мастерская игра, ничего больше. Что он, что Вейтклиф - желание одно на двоих, только один его не прячет под маску этакого добрячка, рыцаря и праведника, как другой. Ненавижу! Отвяжись со своей заботой!‘ - подумала девушка и, старательно спрятав глаза, согласно кивнула, только бы поскорей избавиться от его общества: да, мол, ‘все хорошо, прекрасная маркиза’.
Лоан без труда уловил мысли девушки, они отпечатались на ее лице, не оставляя сомнений. ‘Что ж, самое время для поспешных выводов и поступков. А эмоции помогут усугубить стрессовое состояние организма. Женщины…’ –– укоризненно качнул головой кэн и выпрямился:
–– Только не впадай в крайности. Повода нет, –– заметил он и вышел.
‘Действительно!’ –– с сарказмом заметила девушка, проводив кэн тяжелым взглядом и еле сдерживаясь, чтоб не закатить истерику. Шок от пережитого цепко держал ее в своих дланях. Не разум, эмоции руководили ее существом и диктовали свои условия бытия. Она уже знала, что будет делать, но теперь не задумывалась ни над последствиями поступка, ни над его своевременностью и необходимостью.
Алена, впервые изведав подобное унижение, ни за что не желала пройти через него вновь, но что подобное случится и, быть может, в еще худшем варианте, не сомневалась. ‘Ничего страшного не произошло’, –– бились в голове слова кэн и красноречиво сообщали о многом: и о ее статусе, и об отношении членов экипажа, и о моральном кодексе ’братьев по разуму’, и о будущем, которое ее ждет: не Вейтклиф, так другой.
Нет, она была готова на любое безумие, лишь бы оградить себя от повторного ужаса, и не думая, вытащила чудо-пластинку, презентованную Рэем, и положила в рот. Подождала пока та растает, и оголила свое плечо.
Т-образная ранка, освобожденная от пластыря, вызывала щемящую жалость к самой себе, но Алена запретила себе даже думать на эту тему, чтоб не потерять решимости. Она глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду и, зажмурившись, на ощупь, начала вскрывать рубец обломанным ногтем. Пальцы дрожали, как у эпилептика, на лбу выступила испарина, и, хотя боль была терпимой, приглушенно далекой, чувство омерзения, отвращения и нервозности замещали ее в полном объеме.
Девушка стиснула зубы и посмотрела на плечо. Крови было столько, что впору бы упасть в обморок, она и не думала, что ее может быть так много. Темные струйки вытекали из раны, как вода из-под крана, вились по плечу, пропитывали одежду, заливали ложе, пол и не желали останавливаться. Пальцы скользили по плоти, влажные, липкие, непослушные и никак не могли нащупать контролер.
Девушка, мысленно ужасаясь своим действиям и количеству теряемой крови, все же продолжала разрывать мышцы и шарить в ране, из последних сил противостоя дурноте, головокружению и …доводам рассудка. Наконец, когда она уже была готова содрать все мясо с плеча, приборчик отыскался. Однако вытащить его оказалось не так просто. Он выскальзывал и словно был впаян в волокна. Алена, основательно разозлившись на все и вся, рванула его, не желая сдаваться, и закричала от дикой боли. Ее мгновенно скрутило в жгут, и она рухнула на лежанку, поскуливая и кусая губы. Минута, другая и боль отступила. Вместо нее на девушку напал истерический смех, а приборчик, зажатый в окровавленной ладони, добавлял приятных ощущений, наполнял ее существо чувством глубокого удовлетворения и злорадством: ‘Вот вам, уродцы инопланетные! Получите!‘
Ворковская с сардонической усмешкой попыталась раздавить контролер, предвкушая полную победу над гуманоидовым экстремизмом, но тот не поддавался, а лишь скользил в липких пальцах. ‘Ладно! Посмотрим! Сейчас я вам устрою!..’
Девушка, пошатываясь от слабости, прошла в ванную комнату, оглядела помещение в поисках чего-нибудь увесистого и пригодного к употреблению в качестве молотка или пресса, и, не обнаружив ничего более подходящего, открыла дверцу шкафа, засунула ‘пуговку’ в разъем и с силой захлопнула.
Это произвело эффект взрыва противотанковой гранаты. Маленький, размером с подушечку указательного пальца приборчик, лопнул с оглушительным звуком и фейерверком из ослепительных искр. Алену откинуло и впечатало в стену, как наклейку ’Радио Шансон’ на лобовое стекло.
Спроси ее: зачем она это сделала? Что и кому хотела доказать? И что дальше? Она бы привела массу доводов в пользу своих действий, с достоинством ‘униженного и оскорбленного’ легко ответила на первый и второй вопрос и забуксовала бы на третьем. Увы, имеющийся план был теоретическим и не имел не малейшего шанса на практическое применение. Но поняла она это только сейчас, отдавая сознание обморочной пустоте.
